О СТИХОТВОРЕНИИ  ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА 

«СКАЖИ МНЕ, ЧЕРТЕЖНИК ПУСТЫНИ…»

 

О «НАЧАЛЬНИКЕ ЕВРЕЕВ» И «МАЛИНОВОЙ ЛАСКЕ»

(ДВА ШАГА НА ПУТИ К ПОНИМАНИЮ «КАНЦОНЫ» О. МАНДЕЛЬШТАМА)

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ В НАЧАЛЕ 1930-Х ГГ.: ВЫБОР ПОЗИЦИИ 

«В КРУГУ МОСКВЫ»

О СТИХОТВОРЕНИИ МАНДЕЛЬШТАМА «ДОВОЛЬНО КУКСИТЬСЯ! БУМАГИ В СТОЛ ЗАСУНЕМ!..»

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ:

НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙ КРЕМЛЕВСКИЙ СОБОР, БЕЗГОЛОСЫЙ ИВАН ВЕЛИКИЙ, КАРЕГЛАЗАЯ МОСКВА И ВООБРАЖАЕМЫЙ ПРИЛЕТ ИЗ ВОРОНЕЖА. 

ПОЧЕМУ « “БОЛЬШЕГОЛОВЫЙ” »?

ОБ ОДНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКЕ В ОЧЕРКЕ О. МАНДЕЛЬШТАМА «МЕЖДУНАРОДНАЯ КРЕСТЬЯНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ» (1923)

О ПОСЛЕДНЕЙ СТРОКЕ И СКРЫТОМ ИМЕНИ В СТИХОТВОРЕНИИ О. МАНДЕЛЬШТАМА   «МАСТЕРИЦА ВИНОВАТЫХ ВЗОРОВ…» (1934).

О «ДОЛГОПОЛОЙ» ШИНЕЛИ И «САДОВНИКЕ И ПАЛАЧЕ»

В СТИХОТВОРЕНИИ О. МАНДЕЛЬШТАМА «СТАНСЫ» (1935)

ФРАНЦУЗСКИЕ МОТИВЫ. НЕСТРОГИЕ РАССУЖДЕНИЯ О СТИХАХ И ПРОЗЕ О.МАНДЕЛЬШТАМА

О СТИХОТВОРЕНИИ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА "СЕСТРЫ - ТЯЖЕСТЬ И НЕЖНОСТЬ, ОДИНАКОВЫ ВАШИ ПРИМЕТЫ..."

ВОКРУГ ПОЭТА "ГРАЖДАНИН ПУСЛОВСКИЙ", "АЛЕКСАНДР ГЕРЦОВИЧ, ЕВРЕЙСКИЙ МУЗЫКАНТ" И "ДОКТОР ГЕРЦБЕРГ"

Интерес к поэзии и прозе Мандельштама возник у меня в 1980-е годы. Каждый приходит к Мандельштаму своим путем. На первых порах  мое внимание привлекло в наибольшей степени отношение Мандельштама к Москве – то, как отразилась Москва в его произведениях. Первичное увлечение поддерживалось тем, что, будучи тогда профессиональным экскурсоводом, я с группой друзей-коллег задумал создать экскурсию по мандельштамовским местам Москвы. Хотелось нарисовать портрет поэта на фоне города, хотелось увидеть и услышать Мандельштама на улицах Москвы. Эта работа потребовала немалого времени, поиска и чтения источников, отбора материала.  Экскурсия – вид моноспектакля; ее надо тщательно готовить. Дело было сделано, экскурсия подготовлена, но она оказалась в итоге лишь началом, первым подходом к мандельштамовскому миру.

 

Взаимоотношения поэта с Москвой -  сложные, напряженно-драматические – долго оставались в центре моего внимания. Им посвящена  книга  «Москва Мандельштама» (первое издание вышло в 1998 г., второе – в 2006).  Важное место занимает эта тема и в тех девяти статьях, что вошли в данный сборник. Но здесь это уже не единственный сюжет, а один из многих.

 

Довольно быстро пришло понимание, что в творческом мире Мандельштама все темы и мотивы накрепко связаны; это мир исключительно цельный -  мир, в котором отдельные произведения, стихи, проза, статьи (и даже письма!) живут в неразрывном единстве,  неумолкаемо перекликаясь друг с другом. Отдельные темы (в частности, и «московскую») невозможно понять и проследить, не слыша все богатое звучание мандельштамовского оркестра, не представляя,  каковы были  философские и социально-политические позиции поэта,  его взгляд на историю, его литературные и художественные вкусы и пристрастия.

 

Мандельштам не был ни профессиональным философом, ни историком, ни ученым-филологом. Он был художником, и все, что его волновало – искусство, политика, архитектура, биология,  теории мыслителей, музыка – все преображалось и становилось органической частью его поэтической вселенной. «Синтетический поэт современности, - писал Мандельштам в статье «Слово и культура», - представляется мне не Верхарном, а каким-то Верленом культуры. Для него вся сложность старого мира – та же пушкинская цевница. В нем поют идеи, научные системы, государственные теории так же точно, как в его предшественниках пели соловьи и розы».

 

Соответственно, раз войдя в мир мандельштамовского творчества, вошедший обречен на нескончаемое счастливое  путешествие по этому сложнейшим образом организованному пространству. То останавливаясь перед загадкой философских восьмистиший, то наслаждаясь легкостью, изяществом и смысловой насыщенностью весенних стихов 1931 года («Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!..»), то пытаясь проникнуть в тайну «вороньей шубы», а то стараясь понять  мучительные метания поэта между неприятием советской реальности и попытками ее признания и оправдания,  идущий по стране Мандельштама читает и перечитывает его,  радуясь находкам, досадуя на свое  непонимание, возвращаясь и возвращаясь к вроде бы уже хорошо знакомым текстам. И  не перестает удивляться тому, что горизонты все расширяются, что его путь  ведет во все новые непознанные области мандельштамовского мира.

 

В статье «О собеседнике» Мандельштам писал: «Мореплаватель в критическую минуту бросает в воды океана запечатанную бутылку с именем своим и описанием своей судьбы. Спустя долгие годы, скитаясь по дюнам, я нахожу ее в песке, прочитываю письмо, узнаю дату события, последнюю волю погибшего. Я вправе был сделать это. Я не распечатал чужого письма. Письмо, запечатанное в бутылке, адресовано тому, кто найдет ее. Нашел я. Значит, я и есть таинственный адресат». И ниже, имея в виду стихотворение Баратынского «Мой дар убог, и голос мой негромок…»:  «Письмо, равно и стихотворение, ни к кому в частности определенно не адресованы. Тем не менее оба имеют адресата: письмо – того, кто случайно заметит бутылку в песке, стихотворение – “читателя в потомстве”».  

 

                                                                                                              Л. Видгоф

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ - НАТАЛЬЯ ШТЕМПЕЛЬ - ВОРОНЕЖ. ТРИ ГЕРОЯ ДВУХ НОВЫХ КНИГ.